Полиция, тюрьма, жизнь на чердаке, потеря близких. Денис рассказывает о том, как тяжёлые испытания привели его в программу и помогли начать трезвую жизнь.
Меня зовут Денис, и я выздоравливающий алкоголик. Выздоравливать я начал не так давно, хотя трезвый я с 14 июня 2016 года. Выздоравливать я начал с помощью программы 12 шагов АА. Но не буду забегать вперёд, начну с самого начала.
Родился я в славном городе Елгава. Мои родители в ту пору жили в городе Брянске. И вот, когда мне было 4 месяца, моя мать, взяв меня в охапку, убежала из дома моей бабки по отцовской линии, так как не могла переносить тирании моей бабки и постоянных алкогольных излияний в кругу семьи. Мать моя никогда не пила — могла сидеть с налитой рюмкой весь вечер и при этом, даже не притронувшись к рюмке, быть душой компании.
До четырёх лет я прожил у бабушки по материнской линии, где меня мать оставила на попечении, предварительно устроившись воспитателем в детский сад, чтобы пристроить меня. Имея образование танцевального хореографа, она уехала устраивать карьеру и личную жизнь. В возрасте четырёх лет мать забрала меня к себе в Ригу, где я и познакомился со своим отчимом, в ту пору потенциальным алкоголиком.
Каждое лето я ездил на каникулы к бабушке, где я в первый раз и попробовал пиво в возрасте 6 лет в компании своего деда и его компаньонов по бане под всеобщее улюлюканье и словами — мальчишка только лучше спать будет. С тех пор вкус пива для меня стал самым желанным вкусом шипучего напитка. При всех случаях посещения бани я мог рассчитывать на свою порцию пенного напитка, и со словами — «бабушке ничего не скажем», я отказывался от лимонада и пил пиво прямо из бутылки, чувствуя себя совсем взрослым.
В юношеском возрасте, лет в 14, я уже пил пиво со своими одноклассниками перед школьной дискотекой. Это помогало мне чувствовать себя менее застенчивым в общении с противоположным полом, а в последствии я стал прибегать к этому инструменту в борьбе со своими юношескими комплексами. Для храбрости, так сказать.
Было мне 15 лет, это был мой последний заезд в пионерский лагерь. По обыкновению моя мать устроилась худруком в этот лагерь, чтобы мы с братом были пристроены на лето и были под присмотром. Был там диджей, лет на 5 старше меня. Моя мать посодействовала, чтобы его устроили в лагерь. В благодарность он поддерживал меня как старший товарищ. С ним я и напился так, что в первый раз оказался в вытрезвителе, и было это всё в 15 лет. Позора я, правда, избежал, так как это был последний заезд в лагерь. В памяти осталось ощущение, что всё сходит с рук.
Немного позже в мою жизнь начали приходить и другие вещества, такие как марихуана и дискотечные наркотики. Но любимое пенное никуда не исчезало — оно стало повседневным атрибутом моей жизни. Одно сменялось другим, я пил и употреблял всё, что мне попадалось. Моим девизом было — «попробовать всё!», пока лет в 20 я не столкнулся с героином. На тот момент я уже благополучно закончил кулинарный техникум, дважды побывал в тюрьме, так сказать, «на экскурсии», где опять же отделывался лёгким испугом и не извлекал никаких уроков, так как либо освобождался в зале суда, либо получал условный срок.
Я пытался работать по профессии, позже даже сменил род деятельности на строительство. Но это никак не останавливало меня от употребления. Я даже не задумывался, что это как-то влияет на всё, что можно жить как-то иначе, ведь все в моём окружении употребляли. Мать моя была созависимой, второй её брак не увенчался успехом. Мой отчим ушёл из семьи, так как в те странные 90-е остался без постоянной работы и начал сильно пить. Мать взяла на себя роль главы семьи, сменив профессию хореографа на астрологический салон, где являлась соучредителем и штатным астрологом. Я же в то время воспитывался улицей и мои жизненные принципы сводились к тезису — надо брать всё, что возможно, иначе заберут у тебя. С такими принципами и убеждениями я потихоньку втянулся не только в употребление, но и распространение героина, что на тот момент позволяло мне не только употреблять наркотик, но и обеспечивать мою семью. В возрасте 22 лет я чувствовал себя воротилой, стали появляться деньги, женщины, новые знакомства, я чувствовал себя на пике успеха. Всё бы ничего, но моя ежедневная доза за какие-то полгода выросла в десятки раз. Теперь я употреблял, чтобы быть дееспособным. Я уже не говорю о каком-то кайфе — это была просто сиюминутная эйфория на пару минут, потом «нормальное» состояние до следующей дозы — и так три раза в день: пол грамма героина на завтрак, обед и ужин. И всё это просто чтобы что-то делать, куда-то ездить, с кем-то встречаться.
Что самое интересное, я ни разу не испытывал физической ломки, с тех самых пор, как я в первый раз укололся. Чтобы ты не делал — что-то бубнил в полубреду, блевал, падал — всё это возбуждает, как будто ты это делаешь в первый раз. До того момента, когда ты выходишь из этого состояния и начинается действительность, просто обыденное состояние, нет никакого физического воздействия на организм, но уже через какое-то время психически становится невыносимой эта серая, мрачная реальность, даже если на улице светит солнце, тебе всё равно всё кажется невыносимым, и ты хочешь спать, но проснувшись, чувствуешь, что болеешь — насморк, слезятся глаза, тяжёлая голова. Ты болеешь, и вот новый укол, и ты снова здоров. И всегда должно быть на следующий раз. И раз за разом надо всё больше. Это ад, и это ещё не физическая ломка.
По какой-то счастливой случайности я оказался в тюрьме за употребление, хранение и транспортировку наркотиков. Мне дали 3 года и 8 месяцев реального срока. Здесь я и задумался, что у меня реальные проблемы — я в четырёх стенах и достать героин негде. Три дня в камере предварительного заключения и из подвала на свет к дознавателю на допрос. У меня то жар, то дрожь от холода по всему телу, температура скачет, постоянный тремор, всё тело бьётся в агонии, кости выламывает наизнанку. На стенах кабинета следователя висят плакаты с изображением веществ. Следователь издевается, применяя психическое и физическое воздействие, и так на протяжении трёх дней. По ночам и в перерывах между допросами ты пытаешься поспать, но сна нет, даже глаза не закрываются. Каким чудом я не наговорил на себя лишнего, я не представляю. Но испытания на этом не закончились.
Приехав в СИЗО тюрьмы на праздники, мне пришлось ещё четыре дня провести в карантине. Это ужасное состояние. Спать (а точнее лежать, уставившись в потолок, так как сна как такового не было), приходилось по очереди по четыре часа на голых досках. Плюс внутреннее состояние беспокойства и морального перелома организма — я поклялся, что больше не прикоснусь к этой заразе. Я уже знал, что буду проситься в камеру к своему товарищу по предыдущему посещению этого заведения, а проще говоря, к подельнику по предыдущему сроку. Как только я переступил порог камеры, моими первыми словами были — как можно достать? И уже спустя несколько часов по телефону, который был в камере, я договаривался, как мне переправят героин. Так я стал «воскресным» наркоманом — всю неделю договаривался, как достать героин, а в выходные пожинал плоды своей деятельности.
И опять же, по какому-то вмешательству свыше, через полгода меня перевели в другую тюрьму, где я попал совершенно в другую компанию. Там и началось моё переосмысление — я начал осознавать, что у меня проблемы. Спустя небольшой промежуток времени, я довольно легко проиграл в шахматы 1000 спортивных упражнений, хотя, как мне казалось, я неплохо играю (отчим научил меня этой игре в 7 лет). Я принял поражение и был готов отдать долг до полуночи. С трудом выполнив обязательства, я очень сильно задумался, что я молодой, 24-летний, спортивный, энергичный парень буквально за каких-то три года превратился в старую развалину, не способную даже отжаться от пола 10 раз, не говоря о том, что подтянуться на перекладине я смог всего шесть раз.
С того самого момента и началась моя работа над собой. Я каждодневно начал ходить на прогулки и час времени там посвящать турнику и брусьям. Я начал много читать, бросил курить на спор, о наркотиках и алкоголе я даже думать не хотел. Я начал увлекаться дзен-буддизмом, и поза лотоса стала моим обычным атрибутом, я строил новые планы на жизнь после освобождения.
Выйдя из тюрьмы в возрасте 27 лет, я в корне начал менять свой прежний образ жизни. Первым делом я пошёл сдавать на права, устроился на работу по своей профессии, которая стала мне нравиться, у меня появилась девушка, которая впоследствии стала моей женой. Но эта эйфория продолжалась недолго. В моей жизни оставался мой любимый пенный напиток, да и марихуана оставалась частью моей жизни. Сначала я пил после работы по две-три бутылочки для снятия напряжения и по праздникам. Иногда праздники были бурными и я не мог выйти на работу без бутылочки пивка. Понемногу это стало нормой — и до, и после моей работы.
И вот, когда мне исполнилось 30 лет, люди начали замечать, что у меня проблемы. Люди, но не я. Сначала это была жена и мать. Но я не признавал этого, ведь у меня всё хорошо. Крыша над головой, любимая работа, любящая жена, заботливая мать, брат, друзья, которые периодически вытаскивают из запоев. Работодатели стали делать замечания, потом дошло до увольнения, но и всё это меня никак не останавливало, ведь я сам не видел и не хотел признавать свою проблему. Я был самоуверенный и считал, что я сильный, ведь я сам избавился от наркотиков, я работаю на престижной работе, я сам туда устроился без каких-либо связей, есть семья, я всё поменял в своей жизни.
Когда жена или мать упрекали меня, у меня всегда было алиби — все вокруг пьют, даже телевизор, по радио поют песни про употребление, кругом реклама и пропаганда алкоголя, и вообще — это вы виноваты, что я так сильно пью: жена никак не родит мне ребёнка, а мать — я вообще в тюрьму сел, потому что мне содержать семью надо было, и вообще я ничего противозаконного не делаю. Так и продолжалось — когда на меня наседали мои близкие, я переходил на марихуану, все успокаивались, мне надоедало и я постепенно переходил на своё любимое пиво. Это всё было так плавно и незаметно — пару бутылочек у телевизора после работы, косячок марихуаны перед сном, и утром на работу. Ведь я могу.
Но в возрасте 33 лет по настоятельной просьбе уже очередного работодателя я встал перед выбором. Мне предложили кодироваться и, если всё пойдёт хорошо, я останусь как ценный сотрудник — ведь с похмелья или когда я не пью, я очень ответственный и чувствующий свою вину сотрудник, что может работать за двоих и иногда сверхурочно, да еще и мастер своего дела. Я посоветовался с женой, которая была рада такому повороту событий. В общем, выбора у меня на тот момент не было, я решился на этот шаг ради жены, работодателя и матери.
Какое-то время, пока действовало лекарство, я чувствовал себя хорошо. У меня вызывал отвращение один лишь запах алкоголя. А через год я начал курить марихуану, так как у меня забрали алкоголь, а взамен ничего не дали. Была работа, работа и дом — выходить мне особо никуда не хотелось, так как я без своего пенного чувствовал себя не в своей тарелке, а все наши с женой знакомые были употребляющие люди, и мне было не очень комфортно находиться в их компании. И так путём маленьких манипуляций года через полтора (а закодирован я был на год), я оказался в игорном зале, где жена играла, а я свободно пил своё любимое пенное. На утро, после полутора лет неупотребления, я проснулся с такой головной болью, что готов был лезть на стену, ни марихуана, ни компрессы мне не помогали, и только две бутылочки пенного спасли меня тогда. Так началось моё новое плавное плаванье в бездонном янтарном океане пенного. Буквально через полгода моя жена ушла от меня. До этого мы уже неоднократно расходились на какое-то время, чтобы дать друг-другу подумать, стоит ли продолжать жить вместе. Сейчас-то я понимаю, что думать надо было мне, но у меня-то всё было в порядке, пусть думает она — рассуждал я.
В первый раз это было в больнице, куда она пришла после того, как спустила меня пьяного с лестницы, а я лежал со сломанной ключицей. Тогда всё уладилось и было хорошо до тех пор, пока я снова не напился. В другой раз нам пришлось разойтись из-за того, что я алкаш и негодяй. Был конфликт с женой и её 16-летней дочерью — в результате я оказался в больнице с двумя ножевыми в спину. Всё же мы встретились в больнице, где я лежал с пробитым лёгким, и договорились, что начнём всё сначала. И хоть во всех наших конфликтах главной причиной был алкоголь, я так и не задумывался, что надо что-то делать. Мы мирились и ссорились, я на время останавливался и, восстановившись, начинал всё заново с ещё большим рвением. Но на этот раз всё было серьёзно — она ушла.
Я уехал жить к матери, закодировался во второй раз. Примерно через полгода мы снова сошлись, я снял квартиру, но в отношениях что-то треснуло и я снова запил. Полезли старые обиды, упрёки, последнее долгое расставание не пошло на пользу. Жена в отчаянии, не находя другого выхода, начала прикладываться к бутылке, стала не появляться ночами дома, совместная жизнь дала трещину. Мы окончательно разошлись. Жена уехала в Литву жить с другим мужчиной, а я вернулся к матери. Мать настояла, что если я хочу жить у неё, я должен съездить к её знакомой «бабке». Вернувшись, в тот же вечер в темноте, чтобы не разбудить мать, в туалете я пил пиво и проклинал себя. Ведь мать, свята веря в эти чары, отдала все свои сбережения, что откладывала себе на новые зубные протезы. А я, вливая в себя это пойло, думал только о том, чтобы она не застала меня в таком виде. Это очень задело мои чувства по отношению к матери, и я захотел что-то поменять.
В результате, я устроился на хорошую работу, начал посещать нарколога, по его наставлению начал принимать медицинские препараты, отбивающие тягу к алкоголю. И жизнь понемногу начала приходить в норму. Я стал чувствовать себя довольно удачливым человеком, взялся делать ремонт, начал подключать к этому изредка появляющегося брата. Так вроде бы всё ничего — и работаю я в коллективе, и ждёт меня дома мать, но снова мне чего-то не хватало. Чувствовалось одиночество, которое накатывало по вечерам. И я снова начал налаживать контакт с женой в Литве, начал чаще ей звонить. Тут позвонила её дочь и попросила съездить с ней в Литву и забрать мать, так как там что-то пошло не так из-за того, что она живёт с человеком в употреблении. И вот уже через пол года после нашего расставания что-то вспыхнуло между нами. Забрать мы её не забрали, но общение наше приняло другую форму.
И тут в моей жизни произошло ещё одно роковое событие. В пьяной драке погибает мой брат. Это ещё больше заставило меня не прикасаться больше к спиртному. На похоронах я не поднял ни рюмки спиртного. Жена приехала поддержать меня и мы сблизились ещё больше и договорились, что если я и дальше буду продолжать такой образ жизни, то к новому году мы возобновим отношения.
Новый год я встретил с дочкой жены и её мужем. Я не употреблял, они употребляли. Появились мысли, что вот они все употребляют, а мне придётся всё время находиться с ними. Я решил, что могу покурить марихуану, ведь договора об этом не было, а значит я могу время от времени покуривать. На тот момент я работал в ресторане и вокруг меня было море алкоголя. Мой последний срыв начался задолго до принятия алкоголя в организм. Всё началось с обмана самого себя. Ведь курить траву я мог свободно. Никаких запретов со стороны жены на это не было, а что касается алкоголя, я знал, что выпить мне не удастся, и что она приезжает через два дня. На моём рабочем месте прямо на уровне глаз всё время стояла бутылка бренди для одного из блюд, и я раз за разом начал обращать на неё внимание. И вот накануне приезда жены я решил, что надо нажраться, что к её приезду я отойду и встречу её как ни в чём не бывало. Но на то время я ещё не знал, что я больной человек, что у меня феном тяги, безумное мышление, что я хронический алкоголик и что, попав в меня, бренди только запустит механизм. Так и произошло: выпив, я не достиг того результата, которого подсознательно ожидал получить весь этот год, что не пил. В результате я оказался на складе, где начал догоняться столовым вином из тетрапаков, которое было предназначено для приготовления блюд. И снова, не достигнув желаемого результата, я решил покурить. После этого картинка просто исчезла.
Очнулся я ночью в полицейском участке, в рабочей униформе и в тапочках. Придя в себя, я отправился домой, где переоделся. Я съездил на работу, получил расчёт, отправился к дочери жены, где благополучно стал похмеляться с её мужем. Там меня и обнаружила жена, которую поехала встречать дочь, так как я был не в состоянии. Так начался мой последний срыв. С женой мы, конечно, помирились. Но доверия уже не было. Я пил тайно, со всеми вытекающими из этого последствиями. Жили мы у моей больной матери, которая очень сильно переживала смерть брата и увядала у меня на глазах. Я менял пиво на травку и «спайс». Тайное пьянство сменилось явным, и трещина в наших отношениях очень быстро разрослась. Обман и ложь стали моими союзниками, а алкоголь другом. Я работал и пил, пил и работал. Мы практически перестали общаться, и всю эту картинку дополняла болезнь матери. Жена была ей сиделкой, но после операции, оставшись на реабилитацию, мать скончалась. Я стал пить с таким усилием, словно хотел выпить весь алкоголь мира и сдохнуть. Просто нажраться и не проснуться. Но так не получалось. Вечерами, окружив себя фотографиями брата и матери, я сидел в гордом одиночестве, жалея себя, и пил, пил и ещё раз пил.
Я менял работу за работой, а через некоторое время и вовсе прекратил попытки трудоустроиться. Если ещё пару месяцев назад я вскакивал с похмелья, созванивался с очередным работодателем и бежал на собеседование, работал в лучшем случае пару месяцев, то теперь я опустил руки и плыл по течению. Я стал приводить в дом собутыльников, а то и сам пропадал на весь день, приходя домой переночевать, то есть, отоспаться, переодеться и в путь. Жена, демонстративно собрав все свои вещи, в моём присутствии вручила их ожидавшему её мужчине, и они оба ушли по лестнице, как моя последняя надежда что-то изменить.
Я попытался собраться и даже устроился на работу. Но меня хватало буквально на месяц. Я снова пил. Меня съедала жалость к себе, несправедливость и отчаяние. Я чувствовал себя одиноким, брошенным, никчёмным человеком. Хотя на тот момент со мной жили мои родственники (их перед своим уходом позвала жена, чтобы я не потерял квартиру). Я обвинял весь мир вокруг за такую несправедливость. И только алкоголь спасал меня. Я убегал к собутыльникам в притоны, и только там я чувствовал себя нужным, ведь я мог что-то достать, принести, украсть. Вокруг меня образовалась куча прихлебателей и собутыльников. Со временем уже и родственники перестали пускать меня в собственную квартиру, да и сам я туда не очень хотел возвращаться. Там на меня наваливались воспоминания, тоска и грусть. Я снова бежал к собутыльникам, туда, где с бутылкой ты желанный гость. Пропив всё и всех, я оказался на пункте приёма металла, где я мог иметь крышу над головой, поесть, покурить, были какие-то деньги, а главное — алкоголь. Я чувствовал себя королём бомжей.
Если бы не одно обстоятельство, я не стал бы ни о чём задумываться. Дни и месяцы летели, но моё окружение начало вымирать как при эпидемии. Я очень сильно испугался, начал задумываться над этим. По утрам меня охватывал страх, что меня ждёт та же участь. Хотя ещё год назад я хотел умереть, но хотел просто не проснуться. Но то, что я видел, было другое — люди умирали в муках, захлёбываясь в собственной блевотине из разложившейся печени. Так я не хотел и сбежал на чердак. Чердак находился в моём бывшем подъезде. У меня сохранились тёплые отношения с дворником. Договорившись с ним, я обосновался прямо над своей квартирой над пятым этажом. Моё новое жилище было обустроено скудно, но уютно для бомжа, которым я тогда являлся. В моём распоряжении был телевизор, тумбочка и ведро для экскрементов. Но главным атрибутом в этом жилище всё же была бутылка 0,7 в углу. На тот момент у меня уже была приобретённая алкогольная эпилепсия. Как только в этой бутылке оставалось меньше половины, я, налив 200 грамм во фляжку, отправлялся на промысел: либо воровать, либо попрошайничать. И так день за днём.
Я прожил там три месяца. И вот в один из монотонных, похожих на другие дней, я проснулся и обнаружил, что моя фляжка пуста, а в дежурной бутылке 0,7 буквально пару глотков. Меня охватила паника. Денег тоже не было. Спустившись с чердака и обойдя все места, где была возможность опохмелиться, я совсем отчаялся. Я отправился на точку, где оставался маленький шанс выпросить в долг. Мой организм начал слабеть, тело не слушалось, голова еле соображала. Выпросив на одной из точек поллитра в долг, я залпом осушил пол бутылки.
Сев на лавочку, я закурил и начал вспоминать, как ещё пару лет назад я жил в своей квартире. Да, я вставал с похмелья, да, мне было плохо, но чтобы вот так как одержимый бегать за пойлом, еле волоча ноги, грязный, немытый, голодный, полуживой, ни о чём другом не думающий. Это не я. Что-то не то происходит. Надо что-то делать. Вся моя жизнь пролетела у меня в голове, я испугался. Испуг подтолкнул меня к действиям. В тот же день я поехал на биржу, чтобы хоть что-то найти, куда-то приткнуться на работу. Но там я попал к инспектору, который смерил меня взглядом, не выгнал меня, а предложил альтернативу — походить на трёхмесячные курсы и хоть как-то привести себя в порядок. Мол, пока не попью три месяца, пополучаю стипендию, бесплатный проезд, так и оклемаюсь, глядишь, и пристроюсь куда-нибудь. Под воздействием ещё принятого в обед алкоголя, я с восторгом принял это предложение и отправился на свой чердак, где отпраздновал новое начинание.
На следующий день раздался звонок. Я услышал голос этого человека и почему-то сразу узнал его. А он просто спросил, серьёзно ли я говорил с ним вчера о том, что я хочу бросить пить и хочу ли я этого сегодня также как вчера. Не знаю, что произошло, но я очень зацепился за его слова и как заколдованный трубил — да, да, да, а что надо делать? Первым его вопросом был — могу ли я не пить хотя бы пару дней. Не знаю почему, но в тот момент я был согласен на всё, я почувствовал какое-то спасение или выход из этого катастрофического положения, в коем пребывал. Но в ответ я как-то невразумительно промямлил — да, я попробую, хотя сам я в это с трудом верил. Я честно продержался до вечера, лёжа перед телевизором, но ни спать, ни есть я не мог, и вечером я спустился и взял себе на точке 200 грамм, чтобы хоть как-то уснуть. Так я продержался ещё день, а на следующее утро перед тем, как поехать в ребцентр, о котором я ещё ничего не знал, я взял ещё 200 грамм для храбрости и пошёл сдаваться.
Первое, что меня там поразило, а точнее, насторожило, это то, что у меня отобрали все документы, телефон, вылили у меня на глазах мой алкоголь, что вызвало у меня недовольство и огромное сожаление. Решётки на окнах вызывали у меня недоверие и настороженность. Но мне предложили помыться и привести в порядок моё койко-место и идти на занятия.
После этого я пришёл в большой зал, в котором вокруг огромного стола сидели люди и каждый из них что-то рассказывал о своих чувствах и делился случаями из жизни. Так прошёл весь день с перерывами на ужин и послеобеденный сон. Но я всё ждал, когда же начнётся лечение и нас отпустят по домам. А точнее, когда же я пропущу свой долгожданный шкалик. Но вечером меня ждало разочарование — посмотрев кино и выпив снотворное, мы разошлись по палатам.
Так началось моё выздоровление. После того дня я уже больше не прикасался к алкоголю. Именно там я узнал, что я болен, а не распущенный или что у меня нет силы воли, как всё моё окружение пыталось мне внушить. Это было самое большое облегчение для меня. Ведь для любой болезни есть какие-то лекарства, терапия. А самое интересное заключалось в том, что с этой болезнью можно научиться жить счастливо и беззаботно, всего лишь не поднимая первую рюмку. Но, как показало время, болезнь не дремлет.
И через четыре дня ко мне пришёл бобёр. Просто ко всем приходит белочка, а ко мне припёрся натуральный бобёр, и меня увезли в дурдом на откачку. Там я встретился с нашими братьями из АА. Они пришли с целью несения вести. (Сейчас я их очень часто встречаю на различных собраниях и мероприятиях в рамках АА. С тех самых пор мне приходилось бывать и на конференциях, и на радио, и на юбилеях, просто на тусовках АА, и везде неслась весть об этом чудесном сообществе мужчин и женщин). Но на тот момент я побывал всего на одном собрании, проходившем в стенах реабилитации, но и это уже тогда давало мне возможность ощущать себя сопричастным к этим людям. И я, находясь в палате с десятью алкоголиками, проходившими откачку, чувствовал себя как бы приближённей к этим господам. Да, они мне казались какими-то сверх-людьми, и мне импонировало, что я знал их раньше.
Я вышел из откачки, и у меня произошёл первый опыт отказа от спиртного. И это произошло так легко, что я даже перестал об этом беспокоиться. Это было первое испытание. Я просто сказал — нет, и никто даже не стал настаивать, и я с новыми силами и рвением, что у меня стало получаться, приехал обратно в ребцентр, где и стал заново проходить программу первого шага. Я был настроен идти дальше и собрался пойти в центр долгосрочной реабилитации, где намеревался закрепить свою трезвость. Да и просто мне некуда было идти: ни дома, ни друзей, ни родных, а трезвым остаться хотелось. Там были все шансы остаться трезвым, сытым, с крышей над головой, найти работу, встать на ноги и начать новую трезвую жизнь, а главное, пережить грозящие мне неприятности с законом, ведь мне грозило ещё два судебных разбирательства.
И вот ещё одно испытание. В последний день пребывания в ребцентре за мной приехал полицейский эскорт и проводил меня в тюрьму на месяц. Я был очень расстроен и взволнован, что опять все мои планы пойдут коту под хвост. Но вера в то, что я ещё месяц буду трезв и, освободившись, поеду на год в реабилитацию, укрепляла меня и давала надежду на лучшее. Отбыв этот месяц и даже не поддавшись искушению, по выходу из тюрьмы я приехал на реабилитацию и не смог попасть туда. Это было ещё одно испытание. Мне пришлось переночевать в притоне, ведь мне больше некуда было идти, а там за бутылку меня встретили с распростёрыми объятиями. Я снова отказался принять алкоголь, а утром наконец попал на реабилитацию. Я верил, что если я буду стараться и делать так, как мне рекомендовали в ребцентре, всё будет хорошо.
Через пол года я принял вторую половину первого шага. И непреодолимое желание того, что я ещё когда-нибудь смогу пить как все остальные, испарилось. Вместе с ним и тяга к алкоголю. Он просто перестал меня беспокоить. И что самое интересное, вера в Бога, в то, что это он привёл меня туда, пришла гораздо раньше благодаря людям, которые служили в этом ребцентре. Ещё полгода я продолжал посещать занятия с психологами, терапевтами и другими специалистами, работающими в центре.
Когда подошло время моего первого суда, я снова отделался показательным процессом — мне объявили, что я уже отсидел за это обвинение и должен лишь погасить издержки суда. Я вышел из зала суда, где произнёс свою речь, будто паря над землёй. Вера моя укрепилась, ведь я молился и молитвы мои были услышаны. И вот, шаг за шагом я начал двигаться вперёд, те чудеса, которые происходили в моей новой жизни, только укрепляли мою веру в Бога. Так в одну из бессонных ночей накануне суда за убийство, я смог препоручить всё на волю Бога, и чудо произошло: процесс просто рассыпался, и моё участие в нём перестало быть нужным.
Затем, спустя какое-то время, я чудом попал в экспериментальную группу по применению и внедрению в практику медикаментозного лечения одного препарата по излечению гепатита С. И чудесным образом полностью вылечился. Устроился на работу по своей любимой профессии, начал работу со спонсором по книге Анонимных Алкоголиков.
Работая по шагам со спонсором, я смог взглянуть на себя со стороны, делая инвентаризацию себя в четвёртом шаге, и как оказалось в пятом шаге, я вовсе не тот Денис, каким себе сам представлялся до этого. Так, шаг за шагом, я подошёл к тому, что пришла пора возмещать тот вред людям, с которыми приходилось пересекаться в жизни: объясняться, отдавать долги, возмещать моральный и финансовый ущерб. На всём этом пути не повстречался ни один человек, который бы меня прогнал, наорал, требовал бы чего-то сверхестественного. Я даже упрёка не услышал. Наоборот, попадались люди, от слов которых мне приходилось краснеть от скромности. Ведь никто мне раньше не говорил, что я добрый и честный человек, в некоторых случаях мне даже предлагали деньги, хотя я считал, что сам их должен. Для меня это был чудесный путь освобождения не только от алкоголизма, но и от своего эго. Появилось ощущение, что жизнь только начинается.
Где-то в начале девятого шага у меня появился мой первый подспонсорный, и всё завертелось, закружилось. Я до сих пор активно контактирую со своим наставником, у нас есть общее служение. Да и вообще, жизнь круто изменилась: новые знакомства, новые приоритеты, цели. На данный момент я активно участвую в жизни латвийского АА, занимаюсь там служением, не забываю нести весть в тюрьмы, где не так давно был сам, не говоря уже о ребцентрах, которые дали мне этот путь к свободе от самого себя. У меня уйма друзей и подруг, основная масса из АА. Ещё 4 года назад я был «клиентом» пробации, а на данный момент являюсь тем, кто несёт весть, что есть путь кроме того, что знают они и прошёл я. Я делюсь собственным примером, своим жизненным путём, рассказываю о чудесах в сообществе АА. А самое главное, о том, как смог поверить не только людям и Богу, но и себе, и стал радостным, счастливым и свободным. И что заслуга во всём этом Бога, сообщества, и только маленькая толика действий, что я делал по рекомендациям впереди идущих по программе людей.
Денис
Статья перепубликована с журнала «Vīnoga» (Np. 4, 2020, 25 стр.).