Голод

Я прекрасно умела лгать и манипулировать, чтобы избежать ответственности и выставить себя жертвой. В моей моральной вселенной у жертвы были дополнительные права и оправдания. 

С детства мной двигал голод. Я еще не знала, чего именно жажду, и долгие годы искала, где цветут мои цветы. Я не умела останавливаться, потому что не чувствовала насыщения. Мне было недостаточно. Мой незрелый ум был одержим идеей совершенства, о котором я часто фантазировала. O совершенной жизни, которая ждет меня в будущем. В табеле за первый класс классная руководительница написала обо мне: «Сильно переживает каждую неудачу». 

Если мне что-то нравилось на вкус – я ела до тошноты. Если мне нравилась какая-то песня – слушала ее по кругу, пока она не застревала в голове, с ней я и просыпалась, и засыпала. В одиночестве я фантазировала об истинной любви, которая снимет все проклятия и вознесет в небеса, которая принесет удовольствие и удовлетворение. Долго и счастливо. Я не могла принять, что все когда-то заканчивается. Бабушка говорила: «Большой смех кончается плачем». Если утром смеешься – вечером будешь плакать. Я сделала вывод: чтобы не плакать – нужно продолжать смеяться. Чтобы не было похмелья – нужно продолжать пить. Но обмануть порядок мира мне не удавалось – в итоге всегда приходилось либо плакать, либо блевать. 

Окружающие желали мне найти свое место в жизни, но не говорили, где начать его искать. Я двигалась по жизни, как амеба, реагирующая на раздражители – физические или эмоциональные. Хотя ни одна амеба не бывает настолько одержима самой собой. Меня привлекала лишь часть мира – та, которая меня утешала; остальная часть мира была для моего ума непостижимым несовершенством. Я хотела участвовать только там, где царили легкая атмосфера, разврат и неприкосновенная свобода. Хотела жить, как герои фильмов и книг. Мой любимый фильм в период моего взросления был «Мулен Руж». Если не считать моей одержимости собой, двумя моими самыми сильными одержимостями являются любовь и смерть. 

Я познакомилась с темной стороной своей психики; я носила маску искреннего существа, хотя за ней микробиом моего сознания состоял из мыслей о том, что я неисправимо сломана, нежеланна, не любима, неспособна и глупа. Я прекрасно умела лгать и манипулировать, чтобы избежать ответственности и выставить себя жертвой. В моей моральной вселенной у жертвы были дополнительные права и оправдания.  Если меня замечали и хвалили, я уже не могла работать с полной отдачей и чувствовала стремление спрятаться. Получив признание, я с энтузиазмом начинала его оспаривать, принижая и себя, и других. Я не хотела стараться, потому что вложиться и не достичь совершенства означало бы горькое разочарование. У меня была аллергия на принятие ответственности, поэтому я получала наибольшее удовольствие от того, чтобы выкручиваться – например, прийти неподготовленной и найти нужный момент или способ блеснуть. Меня постоянно преследовал страх, что меня раскроют как самозванку. В опьянении можно было спрятаться и оправдаться. Нужно признать, я жила в постоянной тревоге, потому что не могла доверять ни себе, ни другим, ни миру. В отношениях с людьми я пряталась за юмором и чувствовала угрозу, если кто-то пытался приблизиться к моему внутреннему миру. Я старалась произвести впечатление, что вот-вот реализую свой потенциал, и поэтому часто приходилось менять место жительства и вводить в заблуждение новых людей в разных уголках мира. Я могла предложить свое тело, которого мне не было жаль – оно символизировало жизнь, которую я не уважала. Я находила извращенное утешение в том, чтобы причинять себе боль вымышленными сценариями предательства, отвержения и унижения.

Неутолимая одержимость – это симптом алкогольной болезни. Пустота и недостаток – ее естественная среда. Тяга – это алкоголизм в действии. Душа исчезала из глаз, но я продолжала пить с еще большей одержимостью, потому что пустота разрасталась. Чем больше я теряла, тем больше становилось пространства для тяги и моей болезни. Была граница, которую я перешла, сама того не заметив, и за ней становилось все труднее жить. Употребление стало заменой жизни. Я не хотела принимать, что каждый день – это не праздничный день, что в мире царит умеренность, что плодов нужно ждать (я ела ягоды и яблоки зелеными, потому что не могла дождаться), но мне нужно было все здесь и сейчас! Контроль импульсов не был моей сильной стороной. Вижу – нравится – беру. Вода была скучной, я почти не пила ее, разве что с похмелья, чтобы стало полегче. 

Неспособность остановиться – это неутолимая одержимость. Я не сдерживала алкоголь, редко были моменты, когда могла пить, как мои товарищи. Зато алкоголь управлял мной. Если бы он  захотел стать личностью, он мог бы стать мной – я ему ничего не запрещала. Я называла это любовью. Настоящей любовью. То, как алкоголь заставлял меня чувствовать – это было самое близкое к любви, что я когда-либо испытывала. Даже если кто-то и предлагал мне любовь (а такое случалось), после того, как я открыла для себя алкоголь, она казалась мне ненастоящей, у нее больше не было шансов соперничать с Истинной Любовью. Король Алкоголь – грубый самец, который бьет, потому что любит, – и я ему верила. Я поверила, потому что мне было все равно, и это была моя любовь. Мгновение безопасности – от самой себя, от жестокого мира, от тревоги, от неспособности функционировать в обществе, от скуки, от правды. Я стремилась к нечувствительности и достигла ее. Но достигнута она была потому, что во мне было слишком много неразрешенных, не прочувствованных эмоций, слишком мало прожитых в трезвости дней, и моя нервная система просто отключилась. Это чувство трудно описать – это как разлагаться заживо. Осталась только бессмысленность. Теперь я понимаю, что у меня была клиническая депрессия, но тогда мне казалось, что мне просто нужен мощный стимулятор, и я начала употреблять все в больших количествах, ведь вещества были лекарством от всех известных мне бед. А стимуляторы позволяли выпить еще больше. 

Меня в очередной раз уволили с работы. Этим людям я пообещала многое, потому что мне уже нечего было терять и нужно было как-то выживать. Они на меня рассчитывали, но уже через месяц я не могла выполнить свои обязанности – открыть магазин в час дня. Я даже не отвечала на звонки! Я была в ауте. Уже несколько месяцев ходила без души, и это стало невыносимо. Я изучила всевозможные методы и решила, что просто запугаю себя обратно к жизни – вызову настоящую драму, которая либо разбудит меня от сна, либо отправит к Богу. Конечно, я пила с самого утра, записывала в блокноте свои мысли, полные ненависти и жестокости. Пошла в магазин хозтоваров и купила пару нужных вещей для реализации своего плана. На последние деньги взяла такси и поехала к морю. Гуляла, пока не нашла подходящее место, и провела жестокий ритуал. По дороге мне позвонили из кастинг-агентства. Я получила роль, и подумала: окей, если останусь жива – соглашусь. Я страдала, притворяясь, что со мной все в порядке: ходила на лекции, выполняла задания, ходила на работу, ложилась спать, вставала – и все это по кругу. После ритуала я будто проснулась с новыми силами. Я была настолько одержима собой, что мне даже в голову не пришло искать помощь. 

Я поселилась у родителей в пригороде Риги. Ездила домой на поезде, запугала себя к жизни и  развлекалась. Только после осуществления ритуала на меня снизошло озарение – мне стоит пойти к терапевту. После съемок, где я играла медицинского работника, стирающего людям память, началась пандемия, и она спасла меня от необходимости участвовать в жизни. Начался заслуженный период отдыха.

Я не пила, потому что жила у родителей. Когда ко мне вернулось трезвое сознание – на меня обрушилось неподавленное безумие. Я ходила к терапевту, он действительно был хорош, но через пару месяцев я все бросила, потому что снова запила. А когда я пила, то пила сильно.Переезжала с одного места на другое, испортила последние оставшиеся отношения с друзьями. 

Я уехала в деревню собирать клубнику, чтобы снова сбежать, и жила в трейлере – в шести квадратных метрах с другой девушкой, которой тоже нравилось выпить. Через неделю мы начали вместе пить в каком-то сельском притоне. Меня снова уволили, с отвращением наблюдая, как я себя веду и не могу стоять на ногах. После нескольких дней запоя с какими-то совершенно чужими людьми в глубинке Латвии я вернулась в город. Продолжала трезветь и снова пить.В одну из ночей решила добавить к водке сильнодействующие препараты, угнетающие центральную нервную систему. Очнулась через два дня. Я снова была здесь. Снова собралась. Подала заявку на волонтерскую работу в Берлине. Меня взяли, и я уехала. Казалось – я спаслась от гибели, но там меня уже ждали мой алкоголизм и локдаун. Я пила, курила, играла в карты каждый вечер. У меня было жилье, были карманные деньги, чтобы покупать вещества, были люди, с которыми можно было употреблять – казалось, вот оно, совершенство, наконец-то! 

Употребление снова стало мрачным. Я становилась все более больной. Мои отношения с другими людьми были катастрофическими. Мой внутренний мир держался на последних винтиках разума. Я начала заниматься духовной практикой, но меня не оставляло ощущение, что я притворяюсь и что я безнадежный случай. Постепенно я начала ползти наружу, но снова падала назад. Я чувствовала себя одинокой, но жизнь была ко мне доброй. Шло все непредсказуемо. Вверх и вниз. Начались большие испытания, которые в трезвости я не выдержала. Через эти испытания я начала выбирать и не бросать себя. 

У меня был сон, в котором я была властительницей мира. В моем мире царили тьма, мрак и дожди. Жители моего мира были возмущены и настаивали на том, чтобы обстоятельства изменились. Они буквально были готовы казнить меня за распущенность, эгоизм и небрежность. Мне нужно было пообещать, что я изменюсь, буду жить другой жизнью, чтобы выбраться из глубин своей психики, где я уже начала задыхаться. 

Я начала пить в очень молодом возрасте, и с тех пор, начиная со средней школы, я прожила всего несколько дней трезвой, если вообще такое было. Я не знала, кто я трезвая, и это было страшно, что я начала осознавать. Мне было страшно быть трезвой, у меня был смертельный страх взять ответственность за свою жизнь. Страх приводил к гневу, так мой разум пытался решить это непродуктивное состояние. Не выраженные гнев и злость постепенно переросли в ненависть, которая в моем случае была направлена на себя. Эта ненависть, в свою очередь, усиливала страдания, и они порождали потребность утешать себя, цепляясь за то, что приносило удовольствие. Так развивалась привязанность к процессу, которым для меня было употребление алкоголя, что стало моей идентичностью и привело к утрате подлинности и пустоте. Перенасыщение удовольствиями всегда приводит к боли и страданиям, так как психика регулирует себя, чтобы восстановить баланс. 

Я поддавалась всему, что происходило со мной, и особенно не углублялась в суть процессов и вещей. Условие было таковым, что это должно было быть легко. Оглядываясь назад, я понимаю, что жила за счет доброжелательности других людей и ничего особенного взамен не давала. Мне казалось, что я заслуживаю все то же, что и другие. Таково было мое ощущение справедливости. Моя жизнь была неконтролируемой. Парадоксально, но мне казалось, что я смелая, а не бессильная. Иногда высокомерие говорило мне, что я неприкосновенна, и я плевала в лицо обществу со своей нижней ступени.  

Перед Рождеством я вернулась на родину, потому что чувствовала себя абсолютно сломленной. Вселенная продолжала показывать мне последствия моих плохих выборов, но у меня больше не было сил поднять глаза. Я начала все с чистого листа. Трезвая. Я посещала АА, но притворялась перед самой собой, что выздоравливаю. Нашла работу, которая не особо меня интересовала, но там меня хорошо приняли, и я была трезвой. Наступил май, я начала жить полноценной жизнью, и при первой возможности снова начала понемногу пить и курить. Так началась игра безумия и еще один последний удар. Последнее поражение. На этот раз удар был настолько метким, что мои долго поддерживаемые иллюзии больше не выдержали, и я наконец смогла признать, что я очень больной человек, приняла серьезность своей болезни и поставила на первое место выздоровление. Это была моя капитуляция. С того дня я трезвая, слава Богу. 

Мой голод может утолить только Высшая Сила. Это голод по связи. Потеряв связь с Вселенной, жизнью и собой, я смогла это оценить, иначе нет. Только Сила, которая меня действительно любит, может утолить мою одержимость. В АА я почувствовала и увидела, что я и мои товарищи любимы Высшей Силой.

Откуда появляется пустота, которая кажется незаполнимой? Сегодня мой ответ – пустота возникает в жизни без духовной основы. То, что не было найдено внутри меня, может заполнить только Вселенная. Никакие мирские вещи или процессы не смогли создать насыщенность, как это делает Бог. Только моя связь с Высшей Силой и общение с Ней даровали мне удовлетворение, которое убрало мою склонность к саморазрушению. Мне не нужно доказывать Богу, что я достойна Его любви, мне не нужно ничего заслуживать. Нет необходимости манипулировать, лгать или угрожать Богу, меня утешает мысль, что я могу получить Его любовь, если только буду ее искать. Если я храню в себе чистоту, чтобы Он мог войти, чтобы встретиться с Ним, то почувствую силу Его безусловной любви – спокойную и безопасную любовь, которая всегда струится сквозь меня, если я могу ее увидеть и почувствовать. Сейчас я это могу. 

Э. Р. 

Если ты являешься членом АА и тебе понравилась эта статья, мы будем благодарны за пожертвование. Информацию об этом можно найти на сайте aavinoga.org в разделе «Пожертвования». Деньги будут использованы для подписки на сайт и платформу SoundCloud. Пожертвования от других читателей, а также новичков не приветствуются.